Upasamānussati: па­мя­то­ва­ние о по­кое Ниб­ба­ны

Источник: theravada.ru  Ньянасиха (Нянасиха) Раквене Бхиккху: Упасамануссати – Памятование о покое ниббаны

Вот мо­нах ду­ма­ет так: «Это по­кой, это наи­выс­шее: пре­кра­ще­ние всех фор­ма­ций, остав­ле­ние всех об­ре­те­ний, уни­что­же­ние жа­жды, бесстра­стие, пре­кра­ще­ние, ниб­ба­на». Вот ка­ким об­разом, Анан­да, мо­нах мо­жет об­ре­сти та­кое со­сто­я­ние со­сре­до­то­че­ния, так что (1) у не­го не бу­дет со­тво­ре­ния «я» и со­тво­ре­ния «мо­е­го», а так­же скры­той склонно­сти к само­мне­нию в от­но­ше­нии это­го те­ла с его со­зна­ни­ем; (2) у не­го не бу­дет со­тво­ре­ния «я» и со­тво­ре­ния «мо­е­го», а так­же скры­той склонно­сти к само­мне­нию в от­но­ше­нии всех внеш­них объек­тов; (3) он вой­дёт и бу­дет пре­бы­вать в та­ком осво­бо­жде­нии ума, осво­бо­жде­нии муд­ро­стью, по­сред­ством ко­то­рых бо­лее не проис­хо­дит со­тво­ре­ния «я» и со­тво­ре­ния «мо­е­го», а так­же скры­той склонно­сти к само­мне­нию.

Анан­да сут­та: Анан­да, АН 3.32

На­ша те­ма сего­дня — Ниб­ба­на.

У нас есть по­ня­тия сан­са­ры и Ниб­ба­ны. Как Буд­да опи­сы­ва­ет Ниб­ба­ну:

Etaṁ santaṁ etaṁ paṇītaṁ yadidaṁ sabbasaṅkhārasamatho sabbūpadhipaṭinissaggo taṇhākkhayo virāgo nirodho nibbānan

Это умиро­творён­ное, это наи­выс­шее: пре­кра­ще­ние всех фор­ма­ций, остав­ле­ние всех об­ре­те­ний, уни­что­же­ние жа­жды, бесстра­стие, пре­кра­ще­ние, ниб­ба­на.

Сан­нья сут­та: Вос­при­я­тие, АН 11.7

Etaṃ santaṃ (эта́м са́н­та́м): это есть по­кой.

Etaṃ paṇītaṃ (эта́м па­ни́там): это наи­выс­шее, это самое при­ят­ное.

Sabbūpadhipaṭinissaggo (саб­бу́па́д­хи па­ти́нис­саг­го), ūpadhi — это ки­ле­сы, за­гряз­не­ния ума: когда ухо­дят все ом­ра­че­ния.

Sabba saṅkhāra samatho (са́б­ба са́н­к­ха́ра са­ма­то́): успо­ко­е­ние всех санк­хар. Saṅkhārā — это всё, что воз­ни­кает из-за при­чин, или ещё есть зна­че­ние — во­ле­вые фор­ма­ции ума: вся на­ша ра­бо­та ума. Успо­ко­е­ние всех saṅkhārā, когда они ухо­дят — это есть Ниб­ба­на.

Taṇha — это жа­жда. Когда мы че­го-то страст­но хо­тим или не хо­тим, или на­ше же­ла­ние быть, су­ще­ство­вать — это всё taṇhā. Taṇhakkhayo (та́н­хак­хай­о́): там, где нет taṇhā — это есть Ниб­ба­на.

Virāga (ви­ра́­га) — бесстра­стие, от­сут­ствие rāga; nirodha (ни­ро́д­ха) — пре­кра­ще­ние; nibbāna (ниб­ба́­на) — уга­са­ние. Это — опи­са­ние Ниб­ба­ны.

И самое глав­ное объ­яс­не­ние Ниб­ба­ны — это rāgakkhayo (ра́­гак­хай­о́), dosakkhayo (до́­сак­хай­о́), mohakkhayo (мо́хак­хай­о́).

Rāga (ра́­га) — это страсть. Rāgakkhayo — там где нет и не мо­жет воз­ник­нуть ни ма­лей­шей стра­сти.

Dosa (до́­са) — это гнев, от­вра­ще­ние, не­на­висть. Dosakkhayo — там где нет и не мо­жет воз­ник­нуть ни ма­лей­ше­го гне­ва, от­вра­ще­ния — это Ниб­ба­на.

Moha (мо́ха) — это не­ве­де­ние, не­ве­же­ство. Из-за не­ве­де­ния мы не зна­ем, что на самом де­ле есть в ре­аль­но­сти. Если у че­ло­ве­ка пол­но­стью ухо­дит не­ве­де­ние (mohakkhayo) — у не­го остаёт­ся Ниб­ба­на.

И что та­кое, мо­на­хи, пол­ное по­ни­ма­ние? Уни­что­же­ние жа­жды, уни­что­же­ние зло­бы, уни­что­же­ние за­блу­жде­ния — это на­зы­ва­ет­ся пол­ным по­ни­ма­ни­ем.

И что это за че­ло­век, ко­то­рый пол­но­стью по­нял? [На это] сле­ду­ет от­ве­тить так: ара­хант, до­сто­по­чтен­ный с та­ким-то именем из та­ко­го-то кла­на. Та­кой зовёт­ся че­ло­ве­ком, ко­то­рый пол­но­стью по­нял.

Па­рин­ньейя сут­та: Сле­ду­ет пол­но­стью по­нять, СН 22.106

Мы го­во­рим, что мы хо­тим в Ниб­ба­ну, или кто-то го­во­рит: «Я ви­дел Ниб­ба­ну», — что это зна­чит? Мно­гие ста­ра­ют­ся уви­деть Ниб­ба­ну в ме­ди­та­ции и ду­ма­ют, что Ниб­ба­на — это как буд­то ка­кое-то ме­сто, или как буд­то это что-то ма­те­ри­аль­ное. Они не ду­ма­ют та­ки­ми сло­ва­ми, но в уме у них на самом де­ле та­кое по­ни­ма­ние. Как буд­то мы мо­жем ту­да ид­ти и там су­ще­ство­вать, или что Ниб­ба­ну мож­но уви­деть, и по­сле это­го мы бу­дем её по­ни­мать — ка­кое-то та­кое по­ни­ма­ние бы­ту­ет у лю­дей.

Но в Уче­нии не опи­сы­ва­ет­ся та­кое по­ни­ма­ние. Од­на­жды у до­сто­по­чтен­но­го Са­ри­пут­ты, од­но­го из двух глав­ных уче­ни­ков Буд­ды, спра­ши­ва­ли, что та­кое Ниб­ба­на. До­сто­по­чтен­ный Са­ри­пут­та ска­зал, что Ниб­ба­на — это rāgakkhayo, dosakkhayo, mohakkhayo. Ниб­ба­на — это где нет жа­жды, от­вра­ще­ния и не­ве­де­ния. Поэто­му в пер­вую оче­редь мы долж­ны по­ни­мать, что Ниб­ба­на — это не ме­сто.

«Друг Са­ри­пут­та, “ниб­ба­на, ниб­ба­на” — так го­во­рят. Что та­кое ниб­ба­на?»

«Уни­что­же­ние жа­жды, уни­что­же­ние зло­бы, уни­что­же­ние за­блу­жде­ния — это, друг, на­зы­ва­ет­ся ниб­ба­ной».

Ниб­ба­на пань­ха сут­та: Во­прос о Ниб­ба­не, СН 38.1

Есть до­сти­же­ние Ниб­ба­ны при жиз­ни (saupādisesā nibbāna, са-упа­ди́-се́­са-ниб­ба́­на, т. е. «Ниб­ба­на с оста­точ­ны­ми груп­па­ми су­ще­ство­ва­ния» или про­сто «Ниб­ба­на с остат­ком»), когда че­ло­век до­сти­га­ет Ниб­ба­ны при жиз­ни и про­дол­жа­ет жить. То­гда этот че­ло­век зна­ет две ре­аль­но­сти — есть сан­са­ра, на­ша жизнь, и есть дру­гая ре­аль­ность — Ниб­ба­на. Воз­ни­кает во­прос: как, чем нам узнать Ниб­ба­ну? Ниб­ба­на — это объект ума: умом, муд­ро­стью мы узнаём Ниб­ба­ну. Это на­зы­ва­ет­ся Ниб­ба­на с остат­ком.

Если че­ло­век пол­но­стью по­бе­дил свою жа­жду, свою не­на­висть, своё не­ве­де­ние — он живёт как свя­той в этой жиз­ни, у не­го не остаёт­ся ни­ка­ко­го зла. Остаёт­ся толь­ко до­бро, со­стра­да­ние, толь­ко бла­гие ка­че­ства оста­ют­ся. И по­сле смер­ти та­кой че­ло­век пол­но­стью до­сти­га­ет Ниб­ба­ны (anupādisesā nibbāna, ан-упа­ди́-се́­са-ниб­ба́­на, т. е. «Ниб­ба­на без оста­точ­ных групп су­ще­ство­ва­ния»), для не­го сан­са­ры не бу­дет.

Что зна­чит, для не­го сан­са­ры не бу­дет? Сан­са­ры не бу­дет — это зна­чит, не бу­дет стра­да­ний, а от­сут­ствие стра­да­ний — это есть Ниб­ба­на. И по­сле его смер­ти, по­сле смер­ти ара­хан­та, по­бе­ди­те­ля всех ом­ра­че­ний, он до­сти­га­ет Ниб­ба­ны, и это на­зы­ва­ет­ся Ниб­ба­на без остат­ка.

Мо­на­хи, есть две эти фор­мы свой­ства ниб­ба­ны. Ка­кие две? Свой­ство ниб­ба­ны с оста­точ­ным топ­ли­вом, и свой­ство ниб­ба­ны без оста­точно­го топ­ли­ва.

И что та­кое свой­ство ниб­ба­ны с оста­точ­ным топ­ли­вом? Вот мо­нах — ара­хант, чьи за­гряз­не­ния окон­че­ны, ко­то­рый до­стиг осу­ще­ствле­ния, вы­пол­нил за­да­чу, cбро­сил тяж­кий груз, до­стиг ис­тин­ной це­ли, разо­рвал пу­ты ста­нов­ле­ния, и осво­бо­дил­ся за счёт пра­виль­но­го зна­ния. Его пять ка­честв чувств всё ещё оста­ют­ся, и, по­сколь­ку они на­хо­дят­ся в це­ло­сти, он вос­при­ни­ма­ет при­ят­ное и не­при­ят­ное, чув­ству­ет удо­воль­ствие и боль. Окон­ча­ние его стра­сти, зло­сти, и за­блу­жде­ния на­зы­ва­ет­ся свой­ством ниб­ба­ны с оста­точ­ным топ­ли­вом.

И что та­кое свой­ство ниб­ба­ны без оста­точно­го топ­ли­ва? Вот мо­нах — ара­хант, чьи за­гряз­не­ния окон­че­ны, ко­то­рый до­стиг осу­ще­ствле­ния, вы­пол­нил за­да­чу, сбро­сил тяж­кий груз, до­стиг ис­тин­ной це­ли, разо­рвал пу­ты ста­нов­ле­ния, и осво­бо­дил­ся за счёт пра­виль­но­го зна­ния. Для не­го [в мо­мент смер­ти] всё то, что ощу­ща­ет­ся, не имея под­пит­ки, пря­мо здесь и угас­нет. Это на­зы­ва­ет­ся свой­ством ниб­ба­ны без оста­точно­го топ­ли­ва.

Ниб­ба­на дха­ту сут­та: Эле­мент ниб­ба­ны, Ити 2.17

Что­бы по­бе­дить ом­ра­че­ния мы прак­ти­ку­ем Путь к Ниб­ба­не, Бла­го­род­ный Вось­ме­рич­ный Путь, для это­го нуж­но по­бе­дить все saṅkhārā. Sabba saṅkhāra samatho (успо­ко­е­ние всех санк­хар) — это Ниб­ба­на. Есть три ви­да saṅkhārā: puññābhisaṅkhāra — бла­гие мыс­ли, apuññābhisaṅkhāra — не­бла­гие мыс­ли, āneñjabhisaṅkhāra — saṅkhāra вы­со­ких уров­ней samādhi, джхан. Все они дер­жат че­ло­ве­ка в су­ще­ство­ва­нии. Когда ухо­дят все saṅkhārā — это sabba saṅkhāra samatho. Но при этом у че­ло­ве­ка оста­ют­ся до­бро­та, со­стра­да­ние, бла­гие ка­че­ства ума.

Мно­гие ду­ма­ют, что че­ло­век ста­нет подоб­ным кам­ню, ни­че­го не бу­дет чув­ство­вать. Но на самом де­ле это не так, по­то­му что когда мы очи­ща­ем свой ум от за­гряз­не­ний — в уме оста­ют­ся толь­ко ка­че­ства, ко­то­рые есть в нём от при­ро­ды. А от при­ро­ды ум — до­брый. Эти ка­че­ства под­ни­ма­ют­ся, когда мы уби­ра­ем за­гряз­не­ния. Ина­че бы­ло бы опас­но ме­ди­ти­ро­вать — мы бы ста­но­ви­лись пло­хи­ми су­ще­ства­ми, но это же не так. На самом де­ле при­ро­да на­ше­го ума — си­я­ю­щая, до­брая.

По­сле то­го как мы ро­ди­лись, мы на­ча­ли пор­тить­ся: жа­жда, гор­ды­ня, гнев, за­висть — всё это при­шло по­том. На самом де­ле мы на­ча­ли пор­тить­ся уже в жи­во­те ма­те­ри. Поэто­му у нас есть по­ни­ма­ние, что ребён­ка мож­но вос­пи­ты­вать, да­же когда он ещё в жи­во­те ма­те­ри: на­до прак­ти­ко­вать до­бро­ту, нрав­ствен­ность, раз­ви­вать бла­гие ка­че­ства ума — всё это бу­дет вос­пи­та­ни­ем для ребён­ка. Но в самом на­ча­ле, до то­го как у не­го по­яв­ляют­ся все осталь­ные ор­га­ны чувств, у ребён­ка са­мый чи­стый ум, яр­кий ум, без за­гряз­не­ний. По­том, с по­яв­ле­ни­ем осталь­ных ор­га­нов чувств, его ум за­гряз­ня­ет­ся.

Так же и че­ло­век, ко­то­рый осво­бо­жда­ет­ся от всех за­гряз­не­ний: он воз­вра­ща­ет­ся к чи­сто­му уму. Но раз­ни­ца меж­ду ребён­ком и ара­хан­том в том, что у ара­хан­та есть муд­рость, а у ребён­ка про­сто по­ка ещё не про­яви­лось не­ве­де­ние.

Ведь у ле­жа­ще­го мла­ден­ца нет да­же пред­став­ле­ния о лич­но­сти, так как же у не­го мо­жет воз­ник­нуть воз­зре­ние о «я»? Но всё же скры­тая склонность к воз­зре­нию о «я» есть у не­го. У ле­жа­ще­го мла­ден­ца нет да­же пред­став­ле­ния об уче­ни­ях, так как же у не­го мо­жет воз­ник­нуть со­мне­ние в от­но­ше­нии уче­ний? Но всё же скры­тая склонность к со­мне­нию есть у не­го. У ле­жа­ще­го мла­ден­ца нет да­же пред­став­ле­ния о пра­ви­лах, так как же у не­го мо­жет воз­ник­нуть цеп­ля­ние к пра­ви­лам и пред­пи­са­ни­ям? Но всё же скры­тая склонность к цеп­ля­нию к пра­ви­лам и пред­пи­са­ни­ям есть у не­го. У ле­жа­ще­го мла­ден­ца нет да­же пред­став­ле­ния о чув­ствен­ных удо­воль­стви­ях, так как же у не­го мо­жет воз­ник­нуть чув­ствен­ное же­ла­ние? Но всё же скры­тая склонность к чув­ствен­ной стра­сти есть у не­го. У ле­жа­ще­го мла­ден­ца нет да­же пред­став­ле­ния о су­ще­ствах, так как же у не­го мо­жет воз­ник­нуть недо­бро­же­ла­тель­ность по от­но­ше­нию к су­ще­ствам? Но всё же скры­тая склонность к недо­бро­же­ла­тель­но­сти есть у не­го.

Ма­ха­ма­лун­кья сут­та: Большое на­став­ле­ние для Ма­лун­кья­пут­ты, МН 64

Есть та­кая ме­ди­та­ция, на­зы­ва­ет­ся upasamānussati (упа­са­ма́нус­са­ти), upasama — это зна­чит спо­кой­ствие, умиро­тво­ре­ние, Ниб­ба­на. Если че­ло­век ду­ма­ет о Ниб­ба­не, то это один из 40 ви­дов ме­ди­та­ции, опи­сы­ва­е­мых в Уче­нии. Но если че­ло­век не до­стиг Ниб­ба­ны, как он мо­жет раз­мыш­лять об этом? Да­же те, кто до­стиг Ниб­ба­ны, опи­сы­ва­ют её очень ко­ротко: там нет слов, нет чувств, ощу­ще­ний, эмо­ций. Буд­да го­во­рит: etaṃ santaṃ, etaṃ paṇītaṃ. Это очень спо­кой­но, это очень при­ят­но. Там нет saṅkhārā, там нет за­гряз­не­ний, там нет жа­жды, не­на­ви­сти, не­ве­де­ния.

Так я слы­шал. Од­на­жды до­сто­по­чтен­ный Са­ри­пут­та про­жи­вал в Ра­джа­га­хе, в Бам­бу­ко­вой ро­ще, в Бе­ли­чьем свя­ти­ли­ще. Там до­сто­по­чтен­ный Са­ри­пут­та обра­тил­ся к мо­на­хам: «Эта ниб­ба­на при­ят­на, дру­зья. Эта ниб­ба­на при­ят­на».

Когда так бы­ло ска­за­но, До­сто­по­чтен­ный Удайин спро­сил До­сто­по­чтен­но­го Са­ри­пут­ту: «Но где же тут при­ят­ное, мой друг, где ни­че­го не чув­ству­ет­ся?»

«Вот это и при­ят­но, друг, что ни­че­го не чув­ству­ет­ся…»

Ниб­ба­на сут­та: Ниб­ба­на, АН 9.34

Так опи­сы­ва­ют Ниб­ба­ну. Но как мы мо­жем раз­мыш­лять об этом?

Я ду­маю об этом так: мы об­су­жда­ли, что Ниб­ба­на — это про­ти­во­по­лож­ность сан­са­ры, что есть в сан­са­ре — это­го нет в Ниб­ба­не. Поэто­му если че­ло­век по­ни­ма­ет что есть в сан­са­ре и от­сут­ствие это­го, то че­ло­век мо­жет немного по­ни­мать (не до­стиг­нуть!) что та­кое Ниб­ба­на. Если пра­виль­но ду­мать о Ниб­ба­не, то она не бу­дет пу­гать: ум бу­дет ра­до­вать­ся, успо­ка­и­вать­ся.

Я по­мню, мой учи­тель про­во­дил трёх­днев­ный за­твор, и я ему по­мо­гал. У ме­ня в те дни очень силь­но бо­ле­ла го­ло­ва, я по­чти ни­че­го не мог де­лать, не мог си­деть, не мог ме­ди­ти­ро­вать. Я ду­мал о го­лов­ной бо­ли и поду­мал о Ниб­ба­не: в Ниб­ба­не нет го­ло­вы, зна­чит и го­лов­ной бо­ли там то­же нет, и ни­когда не бу­дет. И нет не толь­ко го­ло­вы, ещё нет те­ла. Поэто­му да­вайте пред­ста­вим: в Ниб­ба­не нет те­ла. Что это зна­чит? Зна­чит, не на­до вста­вать утром, не нуж­но чи­стить зу­бы, ид­ти в туалет, зав­тра­кать. Если не на­до зав­тра­кать — зна­чит, не нуж­но го­то­вить, не нуж­но мыть по­су­ду. Если в дей­стви­тель­но­сти так смот­реть, то нам не на­до тас­кать своё те­ло! Нам не нуж­ны кро­вать, стол и сту­лья. И зна­чит, нам не ну­жен дом. Раз не ну­жен дом, то не нуж­но опла­чи­вать ком­му­наль­ные услу­ги, не нуж­но брать кре­ди­ты, пла­тить ипо­те­ку. Не на­до его под­ме­тать, уби­рать, под­дер­жи­вать, ре­монти­ро­вать — всё это тре­бу­ет сил. Да­же когда че­ло­век уез­жа­ет ку­да-то да­ле­ко отды­хать, он с со­бой берёт свой дом. У не­го по­яв­ляют­ся мыс­ли, и каж­дая мысль о до­ме тре­бу­ет сил — это есть saṅkhārā. Если у че­ло­ве­ка во­об­ще нет этих saṅkhārā, то мы мо­жем ска­зать, что его saṅkhāra samatho: у не­го не по­яв­ляют­ся saṅkhārā, его saṅkhārā успо­ко­и­лись. Это дей­стви­тель­но сча­стье. Когда я на­чал ду­мать об этом то­гда на за­тво­ре, то у ме­ня воз­ник­ла та­кая большая ра­дость в уме, что да­же го­лов­ная боль, му­чив­шая мне все эти дни угасла.

Те­ла нет, зна­чит нам не нуж­но ме­нять по­зу. По­че­му мы ме­ня­ем по­зу? Ина­че те­ло бо­лит, и мы стра­да­ем от это­го. Раз нет те­ла — зна­чит это­го не бу­дет там. И без те­ла не бу­дет бо­лез­ней. Мы всё вре­мя бо­ле­ем, на­ши ор­га­ны бо­ле­ют, ко­сти бо­ле­ют, все воз­мож­ные ви­ру­сы и расстрой­ства нас по­ра­жа­ют. Если че­ло­век ду­ма­ет «я не бо­лею и ни­когда не за­бо­лею», то это он про­сто не зна­ет, что та­кое бо­лез­ни. Буд­да го­во­рит, что когда мы хо­тим пить, есть, ид­ти в туалет — это всё бо­лез­ни. Телес­ные со­сто­я­ния из­ме­ня­ют­ся, и нуж­но что-то де­лать с этим. Мы при­вык­ли к это­му, но на самом де­ле это бо­лез­ни те­ла, и всё это — это стра­да­ние, каж­дое мгно­ве­ние мы стра­да­ем.

Но когда те­ла нет, то стра­да­ния от те­ла то­же не су­ще­ству­ет. Это зна­чит, у вас ни­когда не бу­дет го­лов­ной бо­ли, зуб­ной бо­ли, ни­когда вам не бу­дет хо­лод­но, ни­когда не бу­дет жар­ко, ни­когда не бу­дет бо­ли в спи­не. В дей­стви­тель­но­сти — это есть сча­стье. И это есть аб­со­лют­ное до­сти­же­ние Ниб­ба­ны.

Если по­смот­реть, сколь­ко в ми­ре есть проблем, сколь­ко огра­ни­че­ний — это­го ни­че­го там нет. Мир есть — зна­чит, есть стра­ны. Столь­ко культур, язы­ков, ре­ли­гий. Нам ка­жет­ся, что это хо­ро­шо, но это хо­ро­шо толь­ко когда есть пробле­мы, для то­го что­бы ре­шать их. Но если нет проблем — то это­го всего нам не нуж­но.

Нам ка­жет­ся, что день­ги, до­ма, иму­ще­ство — это всё сча­стье, но это всё нам нуж­но толь­ко для то­го, что­бы ре­шать ка­кие-то на­ши во­про­сы. Но если во­про­са нет — это всё нам не нуж­но.

Каж­дый раз, когда мы так ду­ма­ем, к при­ме­ру, что нет шко­лы, нам на­до пред­ста­вить, что та­кое шко­ла. Как ту­да идут де­ти, как они учат­ся, хо­тят ли они ту­да, для че­го они это де­ла­ют. Это не ка­кие-то слож­ные доктри­наль­ные раз­мыш­ле­ния, нао­бо­рот. Ина­че мы мо­жем очень бы­стро объ­яс­нить: в Ниб­ба­не нет ума и ма­те­рии, нет nāmarūpa, вот и весь раз­го­вор. Но это не даст уму ни­ка­ко­го по­ни­ма­ния, ни­как нам не по­мо­жет, это не бу­дет ме­ди­та­ци­ей. Поэто­му мы ду­ма­ем очень про­сто и по­сле­до­ва­тель­но, объ­яс­ня­ем уму.

Так же нет по­ли­ции, нет су­дей. Нет ав­то­бу­сов и ма­шин. Нет дру­зей. Раз нет дру­зей, то нет и вра­гов. Нет род­ных, зна­чит нерод­ных то­же нет. Там нет Шри-Ланки, Рос­сии, буд­ди­стов, хри­сти­ан, му­суль­ман.

Когда мы на­чи­на­ем так ду­мать, то мы по­ни­ма­ем, что там есть сво­бо­да, есть осво­бо­жде­ние. И когда мы так ду­ма­ем — мы ду­ма­ем о ми­ре, и ду­ма­ем, что его нет там, его нет в Ниб­ба­не.

До­пу­стим, нет мо­на­сты­ря. Что это зна­чит? Не нуж­но хо­дить утром за по­да­я­ни­ем, не нуж­но уби­рать его, не нуж­но мыть по­су­ду. Там нет чи́ва­ры, зна­чит не на­до её чи­нить и сти­рать. Нет солн­ца, зна­чит не бу­дет раз­го­во­ров о том, хо­лод­но или жар­ко, так же как жа­ры и хо­ло­да. Там нет ни­ка­ких ре­ли­гий, это зна­чит, не бу­дет мо­ей ре­ли­гии и чу­жой ре­ли­гии, пра­виль­ных и не­пра­виль­ных воз­зре­ний. Да­же та­кие тон­кие мыс­ли на самом де­ле при­но­сят нам стра­да­ния. Да­же когда мы ду­ма­ем, что на­ше Уче­ние ис­тин­но, и это хо­ро­шо, да­же та­кие мыс­ли при­но­сят нам ка­кое-то стра­да­ние. На­до ду­мать так, и то­гда мы смо­жем немного се­бе пред­став­лять то, что Буд­да пы­тал­ся нам объ­яс­нить.

Напри­мер, еда — это сча­стье. Но если по­смот­реть — за­чем нам нуж­на еда? Еда нуж­на, по­то­му что есть го­лод. У ме­ня есть друг — мо­нах ро­дом из Ар­ме­нии, он расска­зал мне та­кой при­мер. Если че­ло­ве­ку предло­жат на вы­бор: ли­бо воз­мож­ность мгно­вен­но по­лу­чать лю­бую еду, ка­кую бы он ни по­же­лал, ли­бо воз­мож­ность ни­когда больше не ис­пы­ты­вать го­ло­да и не ну­ждать­ся в еде, что бы лю­ди вы­бра­ли? Прак­ти­че­ски все лю­ди бы вы­бра­ли пер­вый ва­ри­ант. Лю­ди едят не толь­ко ра­ди го­ло­да, но и из-за вку­са, запа­ха, из-за удо­воль­ствия. Но в дей­стви­тель­но­сти еда нуж­на нам, что­бы под­дер­жи­вать те­ло, и если эта ну­жда отпадёт — это бу­дет сча­стье. Что­бы есть — на­до го­то­вить, для это­го на­до ку­пить еду, для это­го на­до за­ра­бо­тать де­нег, для это­го на­до вы­учить­ся. Всё на­чи­на­ет­ся ещё с дет­ско­го са­да. Поэто­му если смот­реть в дей­стви­тель­но­сти — сколь­ко taṇhā, столь­ко и стра­да­ния.

Есть два буд­дий­ских по­ня­тия: mahicchatā (ма­хи́ч­ча­та́) и appicchatā (апи́ч­ча­та́). Иметь много же­ла­ний или ма­ло же­ла­ний. У прак­ти­ку­ю­ще­го Уче­ние че­ло­ве­ка долж­но быть ма­ло же­ла­ний, по­то­му что когда ма­ло же­ла­ний — ма­ло проблем. Но нам на­до хо­ро­шо по­ни­мать, что это не обя­за­тель­но как-то кор­ре­ли­ру­ет с тем, что че­ло­век име­ет в этой жиз­ни. Мо­жет быть, че­ло­век, у ко­то­ро­го со­всем ма­ло де­нег и иму­ще­ства, но много жа­жды, и мо­жет быть нао­бо­рот. Нам нуж­но учить­ся ра­до­вать­ся то­му, что мы име­ем. То­гда нам все­гда бу­дет до­ста­точ­но и нам бу­дет лег­ко. Нам бу­дет лег­ко обес­пе­чить се­бя, бу­дет лег­ко удовле­тво­рить се­бя.

Сколь­ко де­нег нуж­но, что­бы стать бо­га­ты­ми? Буд­да го­во­рит, что да­же если бу­дет дождь из зо­ло­та — жа­жда лю­дей не ис­чез­нет. Че­ло­век бо­гат, когда ему до­ста­точ­но, и когда он ра­ду­ет­ся это­му. Если че­ло­век всё вре­мя ду­ма­ет о том, че­го у не­го нет, то он бед­ный че­ло­век. В его ми­ре все­гда недо­ста­ток, ему все­гда ма­ло, все­гда не хва­та­ет — поэто­му он не мо­жет ра­до­вать­ся.

Мы сей­час об­су­жда­ем Ниб­ба­ну, что­бы хоть немного её по­ни­мать, по­то­му что да­же самое не­большое по­ни­ма­ние Ниб­ба­ны осво­бо­жда­ет нас от ка­ко­го-то уров­ня на­ших стра­да­ний. Если че­ло­век при­бли­жа­ет­ся к Ниб­ба­не — у не­го умень­ша­ет­ся стра­да­ние, умень­ша­ют­ся за­гряз­не­ния ума, и уве­ли­чи­ва­ют­ся бла­гие, до­брые ка­че­ства ума. Поэто­му нам нуж­но по­ни­мать, ку­да нам ид­ти, что это та­кое.

Возь­мём та­кой при­мер: де­ти вы­рос­ли и уеха­ли из до­ма, а мать ску­ча­ет по ним и стра­да­ет. Мы не мо­жем ска­зать ма­те­ри, что ей нуж­но осво­бо­дить­ся от при­вя­зан­но­сти к своим де­тям, что­бы не стра­дать. Это ей ни­как не по­мо­жет, она не мо­жет не лю­бить своих де­тей. По­ка она ду­ма­ет, что это мои де­ти — она не мо­жет осво­бо­дить­ся от это­го. Каж­дый раз, когда мы го­во­рим «это моё», «это мои» — это зна­чит, у нас есть ка­кие-то при­вя­зан­но­сти. Поэто­му если че­ло­век по­бе­дит се­бя, по­бе­дит пол­но­стью свою жад­ность — у не­го не бу­дет ни­че­го сво­е­го. Что это зна­чит?

Возь­мём, к при­ме­ру, мо­на­ха: у не­го есть свой мо­на­стырь, свои учи­те­ля, своя ре­ли­гия, своя ча­ша для по­да­я­ний, своя ря­са, своя стра­на, свой язык — сколь­ко всего. И он мо­жет вспо­ми­нать своих род­ных, своих ро­ди­телей — сколь­ко всего есть у мо­на­ха! Что это зна­чит, когда мы го­во­рим, что у ара­хан­та ни­че­го нет, он ни­че­го не име­ет? У не­го цеп­ля­ния нет. Объек­ты, ко­то­рые, как мы ду­ма­ем, су­ще­ству­ют во­круг нас, и на­ше цеп­ля­ние к ним — это разные ве­щи. При­вя­зан­ность — это за­гряз­не­ние. Если в дей­стви­тель­но­сти по­смот­реть — у че­ло­ве­ка со­всем не­большие ну­жды: оде­жда, жильё, еда и ле­кар­ства. Всё осталь­ное — свя­за­но с жа­ждой.

Да­вайте вер­нём­ся к при­ме­ру с ма­те­рью: как ей по­бе­дить свои стра­да­ния? Единствен­ный вы­ход, что­бы ей не лю­бить своих де­тей — это что­бы у неё ни­когда не бы­ло де­тей, но они уже есть. При­вя­зан­ность ухо­дит, толь­ко когда у че­ло­ве­ка по­яв­ляет­ся муд­рость, или по-дру­го­му мож­но ска­зать — когда ухо­дит не­ве­де­ние. Если есть не­ве­де­ние — цеп­ля­ние не по­бе­дить. Поэто­му в Уче­ние объ­яс­ня­ет­ся, как нам по­бе­дить своё не­ве­де­ние.

У не­ве­де­ния две за­да­чи: оно за­кры­ва­ет ре­аль­ность и мы ви­дим что-то дру­гое вме­сто ре­аль­но­сти, мы ви­дим ил­лю­зию. Как если че­ло­век по­те­рял­ся в пу­сты­не, его му­ча­ет жа­жда, и он ви­дит вда­ле­ке ми­раж. Не­ве­де­ние за­кры­ва­ет от не­го ре­аль­ность: он не ви­дит, что там на самом де­ле нет во­ды. И ему ка­жет­ся, что там есть во­да. Поэто­му он ту­да стре­мит­ся.

Когда у нас есть не­ве­де­ние — мы плу­та­ем в этом ми­ре, мы ду­ма­ем: это те­ло — моё, этот дом — мой, это моя стра­на, моё иму­ще­ство, мои де­ти и так да­лее. У нас по­яв­ляет­ся очень много ве­щей, много об­ре­те­ний. Но если по­смот­реть в дей­стви­тель­но­сти — это те­ло ничьё, оно ни­ко­му не при­над­ле­жит. Те­ло — это ку­сок зем­ли, и ста­нет сно­ва зем­лёй. Те­ло воз­ник­ло в жи­во­те ма­те­ри: воз­ник­ла ка­кая-то клет­ка, и она раз­ви­ва­лась благо­да­ря пи­та­нию, ко­то­рое по­лу­ча­ла от ма­те­ри. И по­том мы са­ми на­ча­ли пи­тать­ся. Это всё — еда, и еда при­над­ле­жит зем­ле, поэто­му от еды по­яви­лось на­ше те­ло, и те­ло — то­же зем­ля, и когда-то мы ста­нем зем­лёй. Если че­ло­век пра­виль­но ду­ма­ет — у не­го ста­нет мень­ше стра­да­ния от те­ла. По­то­му что он по­ни­ма­ет, что это те­ло — не моё, не я, это те­ло придёт­ся оста­вить. И само это «я» по­яв­ляет­ся в уме, оно по­яв­ляет­ся там, где есть не­ве­де­ние.

Как по­яв­ляет­ся не­ве­де­ние? Оно по­яв­ляет­ся из-за не­пра­виль­но­го по­ни­ма­ния, из-за не­пра­виль­ной ин­фор­ма­ции. Мы не по­ни­ма­ем, что в дей­стви­тель­но­сти сей­час проис­хо­дит. Из-за это­го у каж­до­го че­ло­ве­ка есть ка­кой-то свой уро­вень не­ве­де­ния.

Как по­яв­ляет­ся не­ве­де­ние? Глаз в дей­стви­тель­но­сти вос­при­ни­ма­ет толь­ко цве­та, крас­ки. И без кра­сок глаз не мо­жет быть. Глаз, цве­та и со­зна­ние гла­за вме­сте воз­ни­кают и вме­сте ис­че­за­ют. Это есть ре­аль­ность ви́де­ния. Это зна­чит, когда я го­во­рю, что я ви­жу вас — на самом де­ле я ни­че­го в ми­ре не ви­жу, по­то­му что ви́де­ние произой­дёт у ме­ня в уме, не в ми­ре. Как если я смот­рю на экран, и ду­маю что там кто-то есть. Но когда мы смот­рим на экран, то мы по­ни­ма­ем, что там про­сто го­рят ка­кие-то цве­та, и от это­го по­яв­ляет­ся ви́де­ние, но в экра­не ни­ко­го нет.

Я слы­шал, что когда толь­ко по­яви­лись ки­но­те­ат­ры, лю­ди пу­га­лись, когда ви­де­ли, как на экра­не на них едет поезд, по­то­му что они ду­ма­ли, что сей­час их на самом де­ле собьёт поезд. Это то­же был ка­кой-то уро­вень не­ве­де­ния, но сей­час у нас это­го не­ве­де­ния нет, и мы не бо­им­ся.

Так же нам на­до по­ни­мать, что ви́де­ние произой­дёт в уме, поэто­му когда я го­во­рю, что там есть че­ло­век — это мне го­во­рит ум, а не глаз. Это ра­бо­та­ют два ор­га­на, две сфе­ры вос­при­я­тия: од­на вос­при­ни­ма­ет цве­та, а дру­гая вос­при­ни­ма­ет мыс­ли, кон­цеп­ции, объек­ты, пред­став­ле­ния. Когда я го­во­рю, что там — че­ло­век, то это уже ра­бо­та ума, не ра­бо­та гла­за. Когда я к че­му-то при­ка­са­юсь, то что я тро­гаю? Ум го­во­рит: то, что ты ви­дишь, то ты и тро­га­ешь. Напри­мер, чаш­ку. Но что есть в дей­стви­тель­но­сти? В дей­стви­тель­но­сти я тро­гаю толь­ко теп­ло­ту, твёр­дость, дав­ле­ние — это дру­гая ре­аль­ность: там нет кра­сок, там нет чаш­ки, там нет кра­со­ты. Вот что зна­чит мы живём — у нас ра­бо­та­ют ор­га­ны чувств: глаз, ухо, нос, язык, те­ло и ум. И мож­но ска­зать что ум — он в се­ре­ди­не: со­еди­ня­ет все ор­га­ны и хо­чет по­ни­мать, что та­кое мир.

— Друг, есть эти пять способ­но­стей [ор­га­нов чувств], каж­дая из ко­то­рых име­ет свой диапа­зон, отдель­ную об­ласть, и они не пере­жи­ва­ют диапа­зо­ны и об­ла­сти друг дру­га. Это способ­ность гла­за… уха… но­са… язы­ка… те­ла. И что у этих пя­ти способ­но­стей — каж­дая из ко­то­рых име­ет свой диапа­зон, отдель­ную об­ласть, ко­то­рые не пере­жи­ва­ют диапа­зо­ны и об­ла­сти друг дру­га, — име­ет­ся в ка­че­стве [их об­ще­го] ме­ста? Что пере­жи­ва­ет [все] их диапа­зо­ны и об­ла­сти?

— Друг, эти пять способ­но­стей — каж­дая из ко­то­рых име­ет свой диапа­зон, отдель­ную об­ласть, ко­то­рые не пере­жи­ва­ют диапа­зо­ны и об­ла­сти друг дру­га, [то есть] способ­ность гла­за… уха… но­са… язы­ка… те­ла, — име­ют ум в ка­че­стве [их об­ще­го] ме­ста. Ум — это то, что пере­жи­ва­ет [все] их диапа­зо­ны и об­ла­сти.

Ма­ха­ве­дал­ла сут­та: Большое со­бра­ние во­про­сов и от­ве­тов, МН 43

Так же как ребёнок в самом на­ча­ле сво­ей жиз­ни: он не мо­жет фо­ку­си­ро­вать зре­ние на ка­ком-то объек­те, поэто­му мир у не­го раз­ва­лен на крас­ки. По­том ребёнок на­чи­та­ет фо­ку­си­ро­вать гла­за на ка­кой-то од­ной фор­ме. И по­том он тро­га­ет, и ду­ма­ет, что то, что он ви­дит, то он тро­га­ет — и сра­зу по­яв­ляют­ся внеш­ние объек­ты, по­яв­ляют­ся при­вя­зан­но­сти. Так про­яв­ляет­ся не­ве­де­ние, что су­ще­ству­ют та­кие лю­ди, су­ще­ства, ве­щи, и не­ко­то­рые из них — мои. Так мы учи­лись, и так на­чи­на­лась на­ша жа­жда, на­ши при­вя­зан­но­сти. И мы не зна­ем что та­кое в дей­стви­тель­но­сти ре­аль­ность. Ре­аль­ность — это ра­бо­та на­ших ор­га­нов чувств. Кро­ме на­ших ше­сти ор­га­нов чувств и их объек­тов ни­че­го дру­го­го нет.

Глаз и объек­ты гла­за, ухо и объек­ты уха, нос и объек­ты но­са, язык и объек­ты язы­ка, те­ло и объек­ты те­ла, ум и объек­ты ума. Что есть кро­ме это­го? Мо­жет быть два от­ве­та: Ниб­ба­на есть, и ни­че­го нет. Но на самом де­ле, когда мы го­во­рим, что Ниб­ба­на есть, то Ниб­ба­на — это объект ума. Но когда у че­ло­ве­ка нет жа­жды, когда ему не на­до су­ще­ство­вать — у не­го не бу­дет сан­са­ры. Что та­кое сан­са­ра? Это как раз и есть āyatanā, сфе­ры вос­при­я­тия.

Нам на­до глу­бо­ко по­ни­мать Уче­ние. Не на­до пред­став­лять се­бе Ниб­ба­ну где-то. Про­сто ду­майте, как Буд­да ска­зал: Ниб­ба­на — это где нет жа­жды, где нет не­на­ви­сти, где нет не­ве­де­ния, где нет за­гряз­не­ния.

Если вам нуж­но пред­став­лять Ниб­ба­ну, то вы мо­же­те про­сто пред­став­лять сан­са­ру, и ду­мать, что в Ниб­ба­не это­го нет. То­гда в уме не по­яв­ляет­ся из-за сво­ей жа­жды ни­ка­ко­го стра­ха: что же там, что там бу­дет. Когда мы го­во­рим «что там бу­дет?» — это на­ша жа­жда. Когда мы ду­ма­ем, что это зна­чит «ме­ня там не бу­дет и за­чем то­гда мне это на­до» — то это на­ша жа­жда в нас го­во­рит, на­ше не­ве­де­ние. Сей­час то­же ме­ня нет, но есть не­ве­де­ние, и че­рез не­ве­де­ние «я» по­яв­ляет­ся.

Когда мы стра­да­ем, мы мо­жем пред­ста­вить се­бе этот по­кой, это сча­стье. Здесь мы стра­да­ем, и когда че­ло­век стра­да­ет — он мо­жет ви­деть своё цеп­ля­ние, и что когда цеп­ля­ния нет — есть по­кой. Этот по­кой на­до ви­деть.

Мно­гие ду­ма­ют, что в сан­са­ре пло­хо, но где-то есть дру­гое ме­сто, где мы мо­жем веч­но су­ще­ство­вать, веч­но жить, всё вре­мя ра­до­вать­ся. Но лю­ди не по­ни­маю, что это же опять на­ша taṇhā (жа­жда), на­ша avijjā (не­ве­де­ние), и это не при­несёт нам сча­стья.

Самое ко­роткое опи­са­ние Ниб­ба­ны — это где нет жа­жды, где нет не­ве­де­ния, где нет гне­ва, не­на­ви­сти. Не­ко­то­рые ве­щи тя­же­ло по­ни­мать, и на самом де­ле объ­яс­нить Ниб­ба­ну по-дру­го­му не­льзя, по­то­му что там дру­гая ре­аль­ность, там нет слов, и слов нам не хва­та­ет для объ­яс­не­ния Ниб­ба­ны. Если сло­ва — это сан­са­ра, то Ниб­ба­на — это не сло­ва, там нет слов, это дру­гая ре­аль­ность. Но мы долж­ны по­ни­мать, что там сан­са­ры нет.

Если че­ло­век по­ни­ма­ет, как на самом де­ле не­ве­де­ние со­здаёт мир, то он мо­жет по­бе­дить не­ве­де­ние. Не­ве­де­ние мож­но по­бе­дить че­рез по­ни­ма­ние сфер вос­при­я­тия (че­рез по­ни­ма­ние своих ор­га­нов чувств). Для это­го нуж­но раз­ви­вать свои щед­рость, нрав­ствен­ность, кон­цен­тра­цию, успо­ко­е­ние, со­бран­ность ума, раз­ви­вать свою муд­рость. Раз­ви­вать свой ум. Это дол­гая ра­бо­та, но если че­ло­век прак­ти­ку­ет этот Путь, то у не­го в ре­зульта­те обя­за­тель­но умень­ша­ет­ся стра­да­ние, по­то­му что мы идём к не­стра­да­ю­ще­му. Там, где нет стра­да­ния — это есть Ниб­ба­на.

Этот путь на­зы­ва­ет­ся пря­мым, направ­ле­ние, ку­да он ве­дет, на­зы­ва­ет­ся бесстраш­ным.

Ач­чха­ра сут­та: Ним­фы, СН 1.46

Я ду­маю, что когда че­ло­век ста­но­вит­ся ара­хан­том — у не­го ухо­дят все цеп­ля­ния, и к се­бе, и к дру­гим су­ще­ствам, но не ухо­дит со­стра­да­ние, по­то­му что есть аб­со­лют­ная ре­аль­ность и от­но­си­тель­ная ре­аль­ность. Толь­ко пол­но­стью про­свет­лен­ные су­ще­ства ви­дят аб­со­лют­ную ре­аль­ность; ре­аль­ность, ко­то­рую мы сей­час об­су­жда­ли. И для них нет ни­ка­ких су­ществ, ни­ка­ко­го не­ве­де­ния. Но лю­ди жи­вут в от­но­си­тель­ной ре­аль­но­сти, и там они ви­дят дру­гих су­ществ. И ара­хант по­ни­ма­ет, что у дру­гих не­ве­де­ние есть, и для них про­дол­жа­ет­ся сан­са­ра, поэто­му со­стра­да­ние у не­го остаёт­ся. Это про­сто разные ви­ды по­ни­ма­ния.

Напри­мер, в мо­на­сты­ре жи­вут ко­ты, но для ко­тов мо­на­сты­ря нет — у них нет та­ких пред­став­ле­ний. Но для мо­на­хов ко­ты есть, и мы за­бо­тим­ся о них.

И опять-та­ки — это че­ло­ве­че­ские чи­стые ка­че­ства: до­бро­та, со­стра­да­ние — поэто­му они оста­ют­ся.

Мы су­ще­ству­ем в сан­са­ре из-за не­ве­де­ния, и с не­ве­де­ни­ем по­яв­ляют­ся дру­гие за­гряз­не­ния. Поэто­му у нас есть же­ла­ние су­ще­ство­вать, жа­жда быть — это на­ша жа­жда, мы это­го са­ми хо­тим. Если пол­но­стью она уй­дёт — что оста­нет­ся? По­ка ум ра­бо­та­ет, мы бу­дем жить, а по­том су­ще­ство­ва­ния не мо­жет быть. Буд­да объ­яс­нял, что су­ще­ство­ва­ние воз­ни­кает из-за не­ве­де­ния.

Подоб­но то­му, мо­на­хи, как мас­ля­ная лам­па го­рит в за­ви­си­мо­сти от мас­ла и фи­ти­ля, и с ис­то­ще­ни­ем мас­ла и фи­ти­ля она гас­нет из-за недо­стат­ка топ­ли­ва, то точ­но так­же, мо­на­хи, когда он чув­ству­ет чув­ство, за­кан­чи­ва­ю­ще­е­ся вме­сте с те­лом он по­ни­ма­ет: «Я чув­ствую чув­ство, за­кан­чи­ва­ю­ще­е­ся вме­сте с те­лом». Когда он чув­ству­ет чув­ство, за­кан­чи­ва­ю­ще­е­ся вме­сте с жиз­нью, он по­ни­ма­ет: «Я чув­ствую чув­ство, за­кан­чи­ва­ю­ще­е­ся вме­сте с жиз­нью». Он по­ни­ма­ет: «С рас­па­дом те­ла, с окон­ча­ни­ем жиз­ни, всё, что чув­ству­ет­ся, при от­сут­ствии на­сла­жде­ния в этом пря­мо здесь и осты­нет».

Ди­па сут­та: При­мер с лам­пой, СН 54.8

Я прак­ти­ко­вал upasamānussati, как я вам расска­зал, и я прак­ти­кую vipassanā. Я ни­где не чи­тал имен­но о та­кой прак­ти­ке раз­мыш­ле­ния о Ниб­ба­не, как я вам сей­час расска­зал, но на самом де­ле всё Уче­ние Буд­ды об этом. Уче­ние го­во­рит нам, что всё, что есть в ми­ре — всего это­го нет в Ниб­ба­не, и её мож­но до­стиг­нуть здесь, при жиз­ни. Я хо­чу по­бе­дить свою жа­жду и своё не­ве­де­ние, и я ви­жу ка­кой-то свой те­ку­щий уро­вень жа­жды и не­ве­де­ния, и прак­ти­кую. И когда жа­жда по­не­мно­гу умень­ша­ет­ся — я по­ни­маю, ку­да я иду.

Лю­ди ду­ма­ют, что Ниб­ба­на это ка­кое-то ме­сто, но на самом де­ле нам на­до бо­роть­ся со своим не­ве­де­ни­ем и по­бе­дить его. Нам нуж­но ре­а­ли­зо­вать Ниб­ба­ну, но осо­зна­вать нам на­до не Ниб­ба­ну, осо­зна­вать нам на­до сан­са­ру, на­ши стра­да­ния. Если мы по­ни­ма­ем, что у нас есть пробле­ма, и са­му пробле­му, то мы мо­жем её ре­шить. А если че­ло­век ду­ма­ет, что у не­го всё хо­ро­шо, и ни­ка­ких проблем нет — та­ко­му че­ло­ве­ку не при­го­дит­ся Уче­ние. Уче­ние нуж­но толь­ко тем, кто ви­дит пробле­му, кто ви­дит стра­да­ния. Это то, как я ду­маю о Ниб­ба­не, как я её по­ни­маю.

Же­лаю вам раз­ви­тия ва­шей нрав­ствен­но­сти, щед­ро­сти и муд­ро­сти, пусть заслу­ги от изу­че­ния Дхам­мы по­мо­гут вам ре­а­ли­зо­вать Ниб­ба­ну!

Мо­на­хи, есть эти четыре вы­со­чайших ви­да уве­рен­но­сти. Ка­кие четыре?(1)Ка­ких бы [в ми­ре] ни бы­ло жи­вых су­ществ — без­но­гих или дву­но­гих, чет­ве­ро­но­гих, много­но­гих, об­ла­да­ю­щих фор­мой или бесфор­мен­ных, об­ла­да­ю­щих вос­при­я­ти­ем или не об­ла­да­ю­щих вос­при­я­ти­ем, или ни-вос­при­ни­ма­ю­щих-ни-не-вос­при­ни­ма­ю­щих — сре­ди них Тат­ха­га­та, со­вер­шен­ный, пол­но­стью про­свет­лён­ный, счи­та­ет­ся наи­выс­шим. Те, кто име­ет уве­рен­ность в Буд­де, име­ют уве­рен­ность в наи­выс­шем, а у тех, у ко­го есть уве­рен­ность в наи­выс­шем, наи­выс­шим [ста­но­вит­ся] и ре­зультат.(2)Ка­ких бы [в ми­ре] ни бы­ло фе­но­ме­нов, ко­то­рые яв­ляют­ся обу­слов­лен­ны­ми, Бла­го­род­ный вось­ме­рич­ный путь счи­та­ет­ся наи­выс­шим из них. Те, кто име­ет уве­рен­ность в Бла­го­род­ном вось­ме­рич­ном пу­ти, име­ют уве­рен­ность в наи­выс­шем, а у тех, у ко­го есть уве­рен­ность в наи­выс­шем, наи­выс­шим [ста­но­вит­ся] и ре­зультат.(3)Ка­ких бы [в ми­ре] ни бы­ло фе­но­ме­нов, ко­то­рые яв­ляют­ся ли­бо обу­слов­лен­ны­ми, ли­бо необу­слов­лен­ны­ми, бесстра­стие счи­та­ет­ся наи­выс­шим из них, то есть со­кру­ше­ние гор­ды­ни, устра­не­ние вле­че­ния, ис­ко­ре­не­ние при­вя­зан­но­сти, за­вер­ше­ние кру­го­вер­ти [сан­са­ры], уни­что­же­ние жа­жды, бесстра­стие, пре­кра­ще­ние, ниб­ба­на. Те, кто име­ет уве­рен­ность в Дхам­ме, име­ют уве­рен­ность в наи­выс­шем, а у тех, у ко­го есть уве­рен­ность в наи­выс­шем, наи­выс­шим [ста­но­вит­ся] и ре­зультат.(4)Ка­ких бы [в ми­ре] ни бы­ло об­щин или групп, Сан­гха уче­ни­ков Тат­ха­га­ты счи­та­ет­ся наи­выс­шей из них, то есть четыре па­ры, или во­семь ти­пов лич­но­стей — это Сан­гха уче­ни­ков Благо­сло­вен­но­го: до­стой­ная да­ров, до­стой­ная го­сте­при­им­ства, до­стой­ная под­но­ше­ний, до­стой­ная по­чти­тель­но­го при­вет­ствия, не­срав­нен­ное по­ле заслуг для ми­ра. Те, кто име­ет уве­рен­ность в Сан­гхе, име­ют уве­рен­ность в наи­выс­шем, а у тех, у ко­го есть уве­рен­ность в наи­выс­шем, наи­выс­шим [ста­но­вит­ся] и ре­зультат.

Та­ковы четыре вы­со­чайших ви­да уве­рен­но­сти.

Аг­г­а­ппа­са­да сут­та: Уве­рен­ность, АН 4.34